Неточные совпадения
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали шевелиться;
губы, представлявшие
тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Глаза серые, впавшие, осененные несколько припухшими веками; взгляд чистый, без колебаний; нос сухой, спускающийся от лба почти в прямом направлении книзу;
губы тонкие, бледные, опушенные подстриженною щетиной усов; челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам.
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно
тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее
губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
При упоминании о письмах адвокат поджал
губы и произвел
тонкий, соболезнующий и презрительный звук.
На минуту лицо ее стало еще более мягким, приятным, а затем
губы сомкнулись в одну прямую черту,
тонкие и негустые брови сдвинулись, лицо приняло выражение протестующее.
В соседнем отделении голоса звучали все громче, торопливее, точно желая попасть в ритм лязгу и грохоту поезда. Самгина заинтересовал остроносый: желтоватое лицо покрыто мелкими морщинами, точно сеткой
тонких ниток, — очень подвижное лицо, то — желчное и насмешливое, то — угрюмое. Рот — кривой, сухие
губы приоткрыты справа, точно в них торчит невидимая папироса. Из костлявых глазниц, из-под темных бровей нелюдимо поблескивают синеватые глаза.
Варвара слушала, покусывая свои
тонкие, неяркие
губы, прикрыв зеленоватые глаза ресницами, она вытягивала шею и выдвигала острый подбородок, как будто обиженно и готовясь возражать, но — не возражала, а лишь изредка ставила вопросы, которые Самгин находил глуповатыми и обличавшими ее невежество. И все более часто она, вздыхая, говорила...
Пред глазами плавало серое лицо, с кривенькой усмешкой
тонких, темных
губ, указательный палец, касавшийся пола.
Место Анфимьевны заняла тощая плоскогрудая женщина неопределенного возраста; молчаливая, как тюремный надзиратель, она двигалась деревянно, неприятно смотрела прямо в лицо, — глаза у нее мутновато-стеклянные; когда Варвара приказывала ей что-нибудь, она, с явным усилием размыкая
тонкие, всегда плотно сжатые
губы, отвечала двумя словами...
Он нехорошо возбуждался. У него тряслись плечи, он совал голову вперед, желтоватое рыхлое лицо его снова окаменело, глаза ослепленно мигали,
губы, вспухнув, шевелились, красные, неприятно влажные.
Тонкий голос взвизгивал, прерывался, в словах кипело бешенство. Самгин, чувствуя себя отвратительно, даже опустил голову, чтоб не видеть пред собою противную дрожь этого жидкого тела.
Как бы решая сложную задачу, он закусывал
губы, рот его вытягивался в
тонкую линию.
Поредевшие встрепанные волосы обнажали бугроватый череп; лысина, увеличив лоб, притиснув глазницы, сделала глаза меньше, острее; белки приняли металлический блеск ртути, покрылись
тонким рисунком красных жилок, зрачки потеряли форму, точно зазубрились, и стали еще более непослушны, а под глазами вспухли синеватые подушечки, и нос опустился к толстым
губам.
Дверь открыла пожилая горничная в белой наколке на голове, в накрахмаленном переднике; лицо у нее было желтое, длинное, а
губы такие
тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» — оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
Его глаза с неподвижными зрачками взглянули в лицо Клима вызывающе, пухлые и яркие
губы покривились задорной усмешкой, он облизал их языком длинным и
тонким, точно у собаки.
Нос образовал чуть заметно выпуклую, грациозную линию;
губы тонкие и большею частию сжатые: признак непрерывно устремленной на что-нибудь мысли.
Лицо у него было европейское, черты правильные,
губы тонкие, челюсти не выдавались вперед, как у других японцев.
Молодое бледное лицо с густыми черными бровями и небольшой козлиной бородкой было некрасиво, но оригинально; нос с вздутыми
тонкими ноздрями и смело очерченные чувственные
губы придавали этому лицу капризный оттенок, как у избалованного ребенка.
На бледных, бескровных
губах монашка показалась
тонкая, молчальная улыбочка, не без хитрости в своем роде, но он ничего не ответил, и слишком ясно было, что промолчал из чувства собственного достоинства. Миусов еще больше наморщился.
Это был длинный, сухой человек, с длинными,
тонкими ногами, с чрезвычайно длинными, бледными,
тонкими пальцами, с обритым лицом, со скромно причесанными, довольно короткими волосами, с
тонкими, изредка кривившимися не то насмешкой, не то улыбкой
губами.
Она шла молча, изредка поднося худую руку к
тонким, ввалившимся
губам.
Я не мог видеть ее глаз — она их не поднимала; но я ясно видел ее
тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они были влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых
губ, слегка побледневших.
Вообразите себе человека лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и
тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими насмешливыми
губами.
Его впалые щеки, большие, беспокойные серые глаза, прямой нос с
тонкими, подвижными ноздрями, белый покатый лоб с закинутыми назад светло-русыми кудрями, крупные, но красивые, выразительные
губы — все его лицо изобличало человека впечатлительного и страстного.
Дверь тихонько растворилась, и я увидал женщину лет двадцати, высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими глазами и черною как смоль косою; большие белые зубы так и сверкали из-под полных и красных
губ. На ней было белое платье; голубая шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до половины ее
тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.
— Стало быть, есть у него рассудок, стало быть, он чему-нибудь да смеется! — ворчала она, с любопытством наблюдая, как это загадочное подобие улыбки то мелькнет, то опять пропадет на
тонких обесцвеченных
губах «олуха».
— И мальца с собой привезла… ну, обрадовала! Это который? — обратилась она ко мне и, взяв меня за плечи, поцеловала
тонкими, запекшимися
губами.
Маленькая не по росту голова, малокровное и узкое лицо, формой своей напоминавшее лезвие ножа, длинные изжелта-белые волосы, светло-голубые, без всякого блеска (словно пустые) глаза,
тонкие, едва окрашенные
губы, длинные, как у орангутанга, мотающиеся руки и, наконец, колеблющаяся, неверная походка (точно он не ходил, а шлялся) — все свидетельствовало о каком-то ненормальном состоянии, которое близко граничило с невменяемостью.
Все взгляды впились в учителя, о котором известно, что вчера он был пьян и что его Доманевич вел под руку до квартиры. Но на красивом лице не было видно ни малейшего смущения. Оно было свежо, глаза блестели, на
губах играла
тонкая улыбка. Вглядевшись теперь в это лицо, я вдруг почувствовал, что оно вовсе не антипатично, а наоборот — умно и красиво… Но… все-таки вчера он был пьян… Авдиев раскрыл журнал и стал делать перекличку.
Лицо у него было не совсем обыкновенное: правильные черты с греческим профилем, большие выразительные глаза, полные
губы,
тонкие усы и небольшая русая бородка.
— С богом…
Губа толще — брюхо
тоньше.
Иногда он, проснувшись раньше бабушки, всходил на чердак и, заставая ее за молитвой, слушал некоторое время ее шепот, презрительно кривя
тонкие темные
губы, а за чаем ворчал...
Он сам кормил ребенка, держа его на коленях у себя, — пожует картофеля, хлеба и кривым пальцем сунет в ротик Коли, пачкая
тонкие его
губы и остренький подбородок. Покормив немного, дед приподнимал рубашонку мальчика, тыкал пальцем в его вздутый животик и вслух соображал...
При внимательном взгляде в них проступали и различия: звонарь был блондин, нос у него был несколько горбатый,
губы тоньше, чем у Петра.
Это была рослая женщина, одних лет с своим мужем, с темными, с большою проседью, но еще густыми волосами, с несколько горбатым носом, сухощавая, с желтыми, ввалившимися щеками и
тонкими впалыми
губами.
Облокотясь на бархат ложи, девушка не шевелилась; чуткая, молодая жизнь играла в каждой черте ее смуглого, круглого, миловидного лица; изящный ум сказывался в прекрасных глазах, внимательно и мягко глядевших из-под
тонких бровей, в быстрой усмешке выразительных
губ, в самом положении ее головы, рук, шеи; одета она была прелестно.
Его далеко выдававшийся вперед широкий подбородок говорил о воле, прямые и
тонкие бледные
губы — о холодности и хитрости, а прекрасный, гордый польский лоб с ранними, характерно ломавшимися над
тонким носом морщинами — о сильном уме и искушенном тяжелыми опытами прошлом.
Он так же, как и Ярченко, знал хорошо цену популярности среди учащейся молодежи, и если даже поглядывал на людей с некоторым презрением, свысока, то никогда, ни одним движением своих
тонких, умных, энергичных
губ этого не показывал.
Она ушла. Спустя десять минут в кабинет вплыла экономка Эмма Эдуардовна в сатиновом голубом пеньюаре, дебелая, с важным лицом, расширявшимся от лба вниз к щекам, точно уродливая тыква, со всеми своими массивными подбородками и грудями, с маленькими, зоркими, черными, безресницыми глазами, с
тонкими, злыми, поджатыми
губами. Лихонин, привстав, пожал протянутую ему пухлую руку, унизанную кольцами, и вдруг подумал брезгливо...
В дверях часовни Павел увидел еще послушника, но только совершенно уж другой наружности: с весьма
тонкими очертаниями лица, в выражении которого совершенно не видно было грубо поддельного смирения, но в то же время в нем написаны были какое-то спокойствие и кротость; голубые глаза его были полуприподняты вверх; с
губ почти не сходила небольшая улыбка; длинные волосы молодого инока были расчесаны с некоторым кокетством; подрясник на нем, перетянутый кожаным ремнем, был, должно быть, сшит из очень хорошей материи, но теперь значительно поизносился; руки у монаха были белые и очень красивые.
Брови ее были резкие,
тонкие и красивые; особенно был хорош ее широкий лоб, немного низкий, и
губы, прекрасно обрисованные, с какой-то гордой, смелой складкой, но бледные, чуть-чуть только окрашенные.
В глазах у нее постоянно светилось какое-то горе, которое всего точнее можно назвать горем ни об чем;
тонкие бровки были всегда сдвинуты; востренький подбородок, при малейшем недоумении, нервно вздрагивал; розовые
губы, в минуты умиления, складывались сердечком.
Маленькие, полупотухшие глаза неподвижно смотрели сквозь очки и казались невидящими;
тонкие, выцветшие
губы едва раскрывались даже в то время, когда он говорил.
Лаптев издает неопределенный носовой звук и улыбается. Прейн смотрит на него, прищурив глаза, и тоже улыбается. Его худощавое лицо принадлежало к типу тех редких лиц, которые отлично запоминаются, но которые трудно определить, потому что они постоянно меняются. Бесцветные глаза под стать лицу. Маленькая эспаньолка, точно приклеенная под
тонкой нижней
губой, имеет претензию на моложавость. Лицо кажется зеленоватым, изможденным, но крепкий красный затылок свидетельствует о большом запасе физической силы.
Она отшатнулась от Людмилы, утомленная волнением, и села, тяжело дыша. Людмила тоже отошла, бесшумно, осторожно, точно боясь разрушить что-то. Она гибко двигалась по комнате, смотрела перед собой глубоким взглядом матовых глаз и стала как будто еще выше, прямее,
тоньше. Худое, строгое лицо ее было сосредоточенно, и
губы нервно сжаты. Тишина в комнате быстро успокоила мать; заметив настроение Людмилы, она спросила виновато и негромко...
Старичок покачнулся вперед, заговорил. Первое слово он выговаривал ясно, а следующие как бы расползались у него по
губам,
тонким и серым.
Хохол заметно изменился. У него осунулось лицо и отяжелели веки, опустившись на выпуклые глаза, полузакрывая их.
Тонкая морщина легла на лице его от ноздрей к углам
губ. Он стал меньше говорить о вещах и делах обычных, но все чаще вспыхивал и, впадая в хмельной и опьянявший всех восторг, говорил о будущем — о прекрасном, светлом празднике торжества свободы и разума.
Он был меньше среднего роста, сухой, жилистый, очень сильный. Лицо его, с покатым назад лбом,
тонким горбатым носом и решительными, крепкими
губами, было мужественно и красиво и еще до сих пор не утратило характерной восточной бледности — одновременно смуглой и матовой.
— Ах ты, мошенница, куда забралась! — Рафальский повернул голову и издал
губами звук вроде поцелуя, но необыкновенно
тонкий, похожий на мышиный писк. Маленький белый красноглазый зверек спустился к нему до самого лица и, вздрагивая всем тельцем, стал суетливо тыкаться мордочкой в бороду и в рот человеку.
Она была без шляпы, и Ромашов быстро, но отчетливо успел разглядеть ее
тонкий, правильный нос, прелестные маленькие и полные
губы и блестящие черные волнистые волосы, которые от прямого пробора посредине головы спускались вниз к щекам, закрывая виски, концы бровей и уши.
«А кто это, говорит, этот господин Живновский?» — и так, знаете, это равнодушно, и
губы у него такие
тонкие — ну, бестия, одно слово — бестия!..